20 мая в России появилось еще 12 городов, которые получили почетное звание «Город трудовой доблести». Присваивается оно «за значительный вклад жителей в достижение Победы в Великой Отечественной войне: бесперебойное производство военной и гражданской продукции, массовый трудовой героизм и самоотверженность».
Теперь в нашем Сибирском федеральном округе семь таких городов: Омск, Томск, Красноярск, Новосибирск, Барнаул, Новокузнецк, Иркутск. И если учесть, что в СФО входят 10 регионов, то не отмеченными высокой наградой страны пока остались три из них. Все они — республики: Алтай, Тува и Хакасия.
Кемеровская область — Кузбасс — не в счет. Все-таки Новокузнецк считается неофициальной столицей этого региона.
Теперь в этих городах будут установлены стелы с изображением герба города и текстом соответствующего указа главы государства. А также будут проводиться публичные мероприятия и праздничные салюты 1 мая, 9 мая и в День города. Вот, в общем-то, и все привилегии, которые дарует почетное звание.
Но, согласитесь, дело все-таки здесь не в материальных категориях, а, скорее, в моральных. Когда в прошлом году Государственная дума принимала этот закон, ее председатель Вячеслав Володин говорил: «Мы вспоминаем тех, кто в юном возрасте стоял у станков, наших бабушек, которые рыли окопы. […] Этим решением мы отдаем дань памяти и подчеркиваем свое отношение к тем, кто обеспечивал Победу 1945 года в тылу: в Челябинске, Ижевске, Свердловске, Горьком, Самаре, Вологде, Оренбурге».
Теперь у нас в стране 32 города, удостоенных этого почетного звания. А всего в России больше 1 100 городов. Еще больше поселков, деревенек и сел, в которых, конечно, в годы войны не собирали танки и самолеты, не рыли окопы, но это не значит, что там в военные годы прошли через меньшие испытания. И, кстати, сейчас в этих забытых Богом деревеньках свои последние дни доживают как раз те, кто и работал в те годы на Победу. Молодежь оттуда уже почти вся уехала, предпочитая блага цивилизации, да и заработки, которые есть в больших городах, но не в заброшенных деревнях. Старики остаются там, где прошли когда-то их молодость, детство.
Впрочем, детства у них как раз и не было. Или почти не было. Потому что это они со своими матерями и бабками с утра до ночи работали на колхозных полях, чтобы фронт не остался без хлеба. Пахали на коровах и быках, потому что не было лошадей, а трактора — большая редкость, ведь стране были нужны танки.
И это нынешние старики, которых государство до сих пор не может официально признать детьми войны, пухли с голоду, несмотря на то, что кормили большую страну. Потому что лозунг «Все для фронта, все для победы!» был тогда не просто призывом, а основным законом жизни.
Я еще застал людей, которые рассказывали о том, как по весне тайком искали не замеченную при уборке осенью мерзлую картошку в полях. Тайком — потому что боялись, что попадутся и будут осуждены как враги народа только за то, что ели эту мерзлую, гнилостно-сладкую картошку, чтобы не умереть с голоду. Так называемый «закон о колосках» не щадил никого.
Мой отец иногда вспоминал, как они съели в войну все кожаные вещи, которые были у них дома. Голод преследовал их тогда постоянно. И отступал лишь с приходом весны, когда они могли уже выкапывать из земли корни саранок, солодки. Ели кислицу, черемшу, щавель. Но в муку для хлеба все равно добавляли лебеду…
Мать моего отца в войну осталась одна с пятью (!) детьми на руках. Дед с войны не вернулся. Можете представить, каково было ей одной их прокормить. Отец рассказывал, как он пух от голода, а мать уже сшила ему смертную рубашку. И он, ребенок, понимал, что эта рубашка — смертная.
Это очень страшная история, вспоминать которую сегодня точно не буду.
Мама рассказывала, как они терли картошку на драники, расцарапывая на самодельной терке, сделанной из листа какого-то железа, пальцы до крови. Может быть, именно поэтому эти оладьи из картошки так и называются, что раздирали пальцы в кровь? А потом мама жарила дранинки, которые получались почти черными, потому что и в картошку чего только не добавляли, чтобы побольше получилось, и радовалась, что их надолго теперь хватит.
Но, как вспоминает мама, не хватало…
При этом все без исключения работали. Без выходных и отпусков, иначе страна бы не выжила. Так зачем вдруг у нас стали делить города на «доблестные» и нет?
Как измерить, на каких весах взвесить тот вклад, который внесли граждане большой страны в дело разгрома врага?
Почему Абакан вдруг менее доблестный, чем тот же Барнаул?
Да, тогда он не был крупным промышленным центром. Да и сейчас таковым вряд ли является. Но это его жители шили по спецзаказам обмундирование: полушубки, телогрейки, гимнастерки, шинели, рукавицы, пилотки и шапки, без которых вряд ли могли бы воевать красноармейцы. Многочисленные артели выпускали валяную обувь, сапоги, кавалерийские седла и сбрую. На абаканской мебельной фабрике производили десантные лыжи и ящики для снарядов. В паровозном депо станции Абакан был открыт спеццех, где точили 82-миллиметровые мины и снаряды: всего, по архивным данным, с 1942-го по 1943 год там было изготовлено 20 тысяч мин.
Фронт и Победа — это не только танки, пушки и самолеты, но и мыло, спички, замки и прочий ширпотреб, который был необходим точно так же, как снаряды. И все это выпускалось у нас.
Даже наш уже легендарный мясокомбинат перестроил свою работу на военный лад. «Сейчас не может быть мирных профессий. Мы все работаем на оборону», — говорил на митинге 3 июля 1941 года в Абакане его директор Маркевич.
Кстати, по итогам социалистического соревнования за сентябрь 1944 года ему было присуждено переходящее Красное Знамя ВЦСПС и наркомата мясомолочной промышленности СССР. При этом более 60 процентов коллектива мясокомбината в летнее время составляли подростки. Они же были основой коллективов ремонтных и обувных предприятий.
Заготзерно, хлебокомбинат, база «Маслопром» — все это, да, не оборонные предприятия, но они тоже ковали Победу за тысячи километров от фронта. За десять месяцев у нас был построен и подготовлен к пуску сахарный завод производительностью 500 центнеров сахара. И сделано это было благодаря героическому в прямом смысле этого слова труду обычных жителей города.
А еще именно в годы войны у нас была построена кондитерская фабрика, которую мы так бездарно потеряли уже в наше время, и тот самый соковинзавод (увы, тоже канувший в Лету), который разбил плодовый сад на территории нынешней Зоны отдыха.
Три тысячи абаканцев принимали участие в строительстве Абаканского канала, осуществляемом методом народной стройки. Места ушедших на фронт рабочих занимали женщины, подростки, пенсионеры, пришедшие добровольно, а также по мобилизации в соответствии с Указом Президиума Верховного Совета СССР от 13 февраля 1942 года «О мобилизации на период военного времени трудоспособного городского населения для работы на производстве и строительстве». Несмотря на тяжелые условия труда и быта, несмотря на отсутствие опыта, люди овладевали нужными профессиями и вкалывали, не покладая рук, тем самым помогая фронту.
В Абакане был сформирован военно-санитарный поезд. А вагоноремонтные мастерские готовили для него вагоны. Абаканские железнодорожники сформировали колонну паровозов особого резерва для работы в прифронтовой полосе и для восстановления разрушенных железных дорог. Всего на фронт было отправлено 40 паровозов с инструментами и запчастями. Только за 1944 год железной дорогой было перевезено 244 тыс. различных грузов и 5,4 миллиона (!) пассажиров.
Да, наш город не накрывали бомбежками фашистские самолеты. Но что такое кровь и смерть, в Абакане знали не понаслышке. С первых дней войны наш город превратился в город-госпиталь. Для тысяч раненых солдат столица Хакасии стала вторым местом рождения. Но 119 из них спасти не удалось. Они похоронены в братской могиле на городском кладбище по улице Тельмана, которая стала мемориалом памяти.
И это далеко не все, о чем можно сегодня с гордостью вспоминать.
Поэтому, нет, я не могу понять, почему Барнаул «Город трудовой доблести», а Абакан — нет.
Или Черногорск, Абаза, Шира…
Или затерявшаяся на бескрайних просторах Сибири какая-нибудь Новопокровка.
Но еще более неприятно, что теперь присвоение этого звания многие пытаются использовать исключительно в своих политических целях. Как некий господин Еремеев из Барнаула, заявивший на днях, что присвоение городу высокого звания — «колоссальная работа команды партийцев, ветеранов и администрации».
Да нет же! Это, прежде всего, заслуга тех, кто в сороковые стоял у станков, работал в полях, строил новые заводы и фабрики.
Но, кажется, у нас снова что-то пошло не так. И на всей территории огромной нашей страны, из тысяч ее населенных пунктов, у нас теперь есть всего лишь 32 «Города трудовой доблести».
Алексей КИРИЧЕНКО
Фото из открытых источников