30 октября в России вновь вспомнят о скорбной странице истории. Это День памяти жертв политических репрессий. В календаре памятных дат он значится уже 30 лет, но вплоть до сегодняшнего дня историки продолжают публиковать все новые и новые данные о том, что происходило в СССР в период с 1927-го по 1953-й год. Принято считать, что именно в эти границы уложился развязанный правительством Иосифа Сталина политический террор, который унес тысячи жизней. Продолжаются споры — как на страницах научных журналов, так и в публицистических изданиях — о количестве репрессированных и погибших, о причинах уничтожения властями собственного народа…
«Незначительные издержки»
«Поздно вечером, когда уже все легли, раздался настойчивый стук в дверь. Я спала на раскладушке и была ближе к двери. В одной рубашонке, босиком встала и открыла. Резко рванув дверь, вошли двое в черных пальто и спросили отца. Он уже выходил, полуодетый, из комнаты. Мать с десятимесячным братом на руках — следом. Оттеснив меня к стене, мужчины пропустили понятого — нашего соседа Колесникова — и объявили отцу, что он арестован, предъявили ордер на обыск. Мне не разрешили лечь в постель, тщательно перетрясли белье. Перерыли все вещи в квартире, по листку пересмотрели все книги в шкафу отца. Забрали его дневники и оружие, на которое у него было разрешение. Мы с мамой стояли потрясенные. Когда отца уводили, он сказал нам: “Не беспокойтесь, я вернусь, разберутся”. И обращаясь ко мне: “Больше никому и никогда сама дверь не открывай”. С тех пор мы отца не видели». (Из воспоминаний почетного гражданина Абакана Клары Романовны Кызласовой.)
Подобных историй в архивах, посвященных репрессированным — тысячи и тысячи. Забрали отца, увели мать. Пропала вся семья… И повсеместно в этих историях ощущается жуткий страх, нечеловеческий ужас людей перед лицом неизвестности, что являлась им в облике людей в черной одежде.
Сталинские репрессии — в пору моего студенчества на истфаке одна из самых моих нелюбимых страниц в истории России. Прежде всего потому, что, читая все эти воспоминания, крайне сложно остаться просто наблюдателем, анализирующим массив данных. Вольно или невольно перестаешь извлекать из источника — а для историка любые мемуары, прежде всего, источник — информацию и начинаешь сопереживать его авторам. С человеческой точки зрения это, наверное, правильно. Но для объективного постижения истории все же нужно абстрагироваться.
Оттого и спорят ученые по сей день — сколько же было репрессированных? Кого считать репрессированным? Стоит ли доверять тем или иным архивам и воспоминаниям?
А раз тема спорная — значит, и почва для фальсификации существует. Чего только не найдешь сегодня на просторах интернета! От привычно обличительных пассажей в адрес советского социализма до агрессивно оправдательной риторики сторонников Сталина. Как вы сами понимаете — знаний и желания эти знания получить и тем, и другим, как правило, не хватает.
Приведу пример. Уже не раз и не два слышал от коллег и знакомых истории, когда их дети вдруг начинают увлекаться коммунистической идеологией в самом ее бедном изложении. Наслушавшись ностальгических воспоминаний типа «в СССР было лучше», сегодня все чаще говорят о том, что предыдущая формация нашего государства была куда справедливее. А то, что были репрессии, была едва не проигранная война, были застой и геронтократия — это все неважно, по их мнению. Это все не более чем «незначительные издержки» страны всеобщего блага.
Понравился выход, который нашел один из приятелей. Своего ребенка, брякнувшего подобное, он заставил вслух читать книгу с протоколами допросов, с ремарками следователей, с доносами сексотов, воспоминаниями репрессированных и их родственников. Смена ценностных ориентиров у ребенка произошла где-то на сороковой странице. И вот теперь думаю: не предложить ли Минобру такую методику преподавания истории сталинского времени?
«…Распинались и каялись»*
Тут, конечно, и мы сами виноваты. Тем, что за тридцать лет так и не смогли создать нормальной страны, в которой дети не задавались бы поиском социальной справедливости. Но это тема для отдельного разговора. В целом же ситуация наглядно иллюстрирует, что, несмотря на десятилетия гласности, репрессии так и остались для большинства туманным событием прошлого. Были люди — погибли люди… И все. Так всегда бывает, если изучать сухие факты. Другое дело, как сказано выше — частности.
Для меня репрессии стали трагедией после прочтения директивы по снятию с умерших заключенных золотых зубов. Честно, до сих пор не знаю — реальный это документ или фейковый (хотя ссылка на Госархив была). Но холодная инструкция — как снимать коронки, в чьем присутствии, как фиксировать — производит впечатление. Это даже не мурашки по коже. Это могильный холод по плечам. Сразу вспоминаются фотографии из нацистских концлагерей — тысячи обручальных колец, снятые с пленников, уничтоженных в газовых камерах.
И как можно это оправдать? Как объяснить какой-либо государственной необходимостью?
Еще тяжелее понять тех, кто доносил. Всех этих «не могу молчать». Авторов статей о врагах народа — не о Зиновьеве или Троцком, а о простых лесорубах, шахтерах, врачах. Полюбопытствуйте, кстати, полистайте газету «Советская Хакасия» тех страшных лет. Там много таких памфлетов с душком. И ведь каждый мог закончиться для человека лагерями в лучшем случае и смертью — в худшем. Директор школы не следит за тем, как преподается русский язык. Комсомольцы завышают количество трудодней. Срывают посевную. Плохо работает шахта… В каждом номере 2–3 таких статьи.
Понятно, что кто-то из авторов душой болел за то, чтобы жить и правда стало лучше. Но не могли они не понимать, чем могут обернуться их заметки. Не могли. А значит, осознавали, на что идут.
Вообще это, конечно, удивительно, как госаппарат Сталина сумел подчинить себе сознание общества. Как из ярких индивидуальностей сложилась огромная серая масса, сочащаяся страхом. Лишь бы не меня. Лишь бы не меня… И вот когда уводят соседа, масса выдыхает — не меня… И спит до следующего вечера спокойно.
Это было страшное время.
И об этом мы не имеем права забывать, поскольку истории свойственно повторяться.
Анзор САБАНОВ
Фото из открытых источников
* Цитата из стихотворения «Гумилев» В. Корнилова