Приходя в театр, зритель видит уже готовый продукт, то есть спектакль, декорации, свет, музыку, актеров, облаченных в костюмы… А ведь так хочется узнать, как всё это создается. В преддверии своего дня рождения закройщик по особо сложным изделиям Хакасского национального драматического театра им. А.М. Топанова Тамара АБДИНА раскрыла некоторые секреты театрального костюма, и не только.
— Тамара, когда и какой театральный спектакль вы сами смотрели в первый раз?
— Первое впечатление о театре, конечно, осталось еще с детских лет, когда к нам в деревню при-ехал Хакасский национальный театр с постановкой «Одураченный Хорхло». Но смотреть — одно, а работать в этих стенах совсем другое. На самом деле никогда не думала, что буду работать над костюмами актеров. Рукоделие всегда было частью моей жизни. Сестры, мама, бабушка и я умели шить, вязать, плести… Однако только мне это, по большому счету, пригодилось в будущем.
После школы пошла работать на трикотажную фабрику, в цех верхнего трикотажа. Меня посадили за швейную машинку и сразу дали сложную операцию — втачивание молнии в спортивный костюм. Так проработала на фабрике год, получила первую «корочку» — швеи-мотористки, мне присвоили шестой разряд.
— Работая на фабрике, вы учились всему прямо в процессе?
— Нет, азы уже были. Кроме того, еще и в школе у меня был замечательный педагог по домоводству — Анна Иннокентьевна Спирина. Под ее руководством мы учились шить сначала фартуки, потом переходили к более сложному — блузкам, и, наконец, выпускное платье.
Проработав на фабрике год, я поехала поступать в институт и по его окончании стала горным инженером. Потом стала мамой и поэтому не могла работать по специальности. А в Абакане в это время появилось первое частное предприятие. Руководила им Валентина Пирогова. Она собрала две бригады — вязальный цех и швейники. В 90-е годы мы шили из японской плащовки куртки с вышивкой, блузки, халаты и т. д. Красивые получались изделия. Но долго предприятие не просуществовало. И в 1995 году мне предложили работу в хакасском театре.
— Ваша первая работа для театра?
— Это была подготовка к летней Спартакиаде 1995 года. Оформляла ее художник Татьяна Душинина, а мы помогали. Впервые я столкнулась с тем, что такое костюм, головные уборы, какие лучше всего использовать ткани. Было интересно и необычно наблюдать за работой художников. Очень впечатлила работа Анны Бурковой — батик на ацетатном шелке. Мало сказать — красиво, это было что-то невероятное!
Хочу сказать спасибо за поддержку и помощь моим старшим коллегам, а именно Людмиле Рябининой, Нине Бурмистровой, Галине Бельтерековой, Галине Кайнаковой. Сейчас я с ними уже не работаю, наш цех постоянно меняется. Теперь за такую театральную красоту отвечают Мира Алахтаева, Наталья Албычакова, Юлия Боргоякова. Также с нами вместе трудятся швеи русского драматического театра — Ольга Крыленко, Татьяна Болдырева и Лариса Чигинева. Еще у нас есть замечательные главный художник Влада Чаптыкова и художник-постановщик Мария Чаптыкова. Они составляют цветовую гамму, подбирают ткани, прорабатывают эскизы, которые нам нужно выполнить в натуральную величину.
Как известно, театр — это не только актеры и режиссер. За кулисами работает целый механизм, несколько цехов. И в каждом из них работа должна быть слаженной, чтобы в случае чего всегда быть на подхвате. Без этой сплоченности не выдашь тот результат, который бы удовлетворил и тебя, и режиссера и запомнился зрителям.
— Тамара, вас представили как мастерицу по особо сложным изделиям. Что это за изделия?
— Это максимальный разряд нашей профессии — закройщик по особо сложным изделиям. А что входит в это понятие? Понимаете, в театре есть одна такая специфика — нужно быть широкопрофильным специалистом. Другими словами, в нашем швейном деле нам необходимо уметь работать и с мехом, и с кожей, делать как легкие, так и сложные костюмы. Платье шьешь — хорошо, а если к нему еще и верхнюю одежду изготовишь — еще лучше. Некоторые мои коллеги плетут макраме, художники дополняют изделия украшениями… Хоть мы и работаем над костюмами разных эпох и стран, всегда нужно помнить и о национальном колорите, уметь его правильно преподнести. Но всё это, конечно, приходит с опытом.
— Вы уже начали говорить про работу с художниками-постановщиками и художниками по костюмам. Но в чем же конкретно она заключается?
— Давайте разберем этот вопрос на примере нашего последнего большого спектакля — «Лекарь поневоле». Мария Максименко, художник по костюмам, придумывает по замыслу режиссера эскизы всех костюмов. С учетом той эпохи, в которую происходит действие пьесы, но при этом добавляет и хакасские элементы в костюм. Пишет имя героя или героини и имена актеров, которые будут этого персонажа играть. Два состава — по два экземпляра всех костюмов с учетом пропорций каждого из актеров. Еще работаем над созданием головных уборов. Но только если он не содержит поролон и каркас. Тогда такими изделиями занимаются бутафоры. Поролон мы можем только вручную обшить.
Бывает, что костюмы со спектаклей, которые уже давно списаны, в новых постановках обретают новую жизнь. Как и вещи, ткани, которые нам приносят зрители. Особо ценится, конечно, раритет. Ведь для таких предметов оказаться в театре и послужить искусству куда лучше, чем пылиться на полках или в шкафах и уж тем более быть выброшенными.
Но знаете, какой бы творческой ни была работа, всегда хочется попробовать что-то еще. В определенный период времени я уходила из театра работать в Хакасско-итальянскую линию. Там шили дубленки, куртки. А мне очень захотелось поработать с кожей. Эльза Михайловна Кокова, тогда она уже была художественным руководителем театра, не хотела сначала отпускать. Но я настояла. И что хочу сказать? Выпала возможность поработать на чехословацком швейном оборудовании. Предприятие было небольшое, мы все друг друга знали в коллективе. Но потом и это предприятие закрылось. Оказалось, что его поднимал не только наш руководитель, Михаил Абрамов, но и курировал специалист из Италии. А он забраковал овчину, с которой мы работали. Тогда овчина в Хакасии была больная, это было ничем не скрыть. А делать вещи только из мутона было невыгодно. Вот так я снова вернулась в театр.
— Видимо, куда бы вы ни шли, судьба всё равно вела вас обратно. А как выглядит работа с актерами? Ведь они обязательно приходят на примерку костюмов.
— Конечно. Каждая из нас, трудясь над костюмом, работает с определенным актером. Помогает ему облачиться в костюм. Но внешнее попадание в эскиз художника — это еще полдела. Нужно, чтобы и актеру было комфортно, ничто не стесняло движения. Ведь в костюме актер становится другим.
Когда костюмы готовы, наступают примерки и отсмотр каждого из них на сцене, в свете софитов. Ведь ткань должна играть так, чтобы свет правильно от нее отражался… Мы тоже присутствуем при этом, чтобы со стороны посмотреть, какие есть недочеты, может, режиссер попросит внести корректировки. Потом сидишь на премьере, или когда уже спектакль играется давно, смотришь на изделие из зала и удивляешься: «Неужели это сделала я?» Всё потому, что какие-то детали костюма, который когда-то сама шила, уже начинают забываться. И такое восхищение, неверие — это всегда здорово и приятно!
Не жалуюсь, но пришло осознание, что, пока я работаю в театре, время так быстро пролетело! Дети выросли, старший сын уже создал свою семью, появились внуки. Дочка в этом году окончила Московское академическое художественное училище. Пошла по стопам отца, Алексея, стала художником… Жизнь идет, даже мчится, но каждый день интересен, наполнен творчеством. По-этому ни о чем не жалеешь.
Беседовала
Анастасия СПАЛЕВИЧ
Фото из личного архива Тамары Абдиной