Один из самых больших страхов человека — заключение. Вокруг этой темы множество литературных и мифических сюжетов: наказание, клаустрофобия, железные замки, маски, кандалы — все такое прочее. Сюжетов множество, и неспроста. То, что происходит с психикой человека, когда его лишают свободы, сложно представить тем, кто такого не испытал. И чтобы как-то спасти свой разум, осужденные стараются всегда чем-то заниматься, потому что праздность и лень в их мире, за колючей проволокой — игрушка дьявола. О том, как живут и чем дышат осужденные «ИК-33» (исправительной колонии), у нас здесь, в Абакане — этот текст.
Жизнь в ИК-33
В Хакасии восемь мест заключения. Одна колония строгого режима, одна — общего. Две женские, две колонии-поселения, одно лечебное исправительное учреждение и один следственный изолятор. Я пишу о тридцать третьей колонии строгого режима — она самая заселенная и большая в республике; здесь отбывает наказание почти тысяча осужденных по самым разным статьям. Обычно их разделяют на три группы: «первоходки», рецидивисты и так называемые злостные рецидивисты. Последние — это те, кто в местах лишения свободы далеко не первый раз и по особо тяжким статьям.
Еще здесь любят говорить, что, так как эта колония строгого режима, здесь маньяки и насильники отбывают наказание наравне с пьяными водителями и наркодилерами.
В этом, если подумать, даже есть смысл. И хочется верить, что все они, в первую очередь, люди, и если они способны преступить закон, заглушив совесть, значит, могут и возвыситься над собой, раскаиваясь. В это хочется верить, иначе — зачем все это?
Зона — не зона комфорта
Здесь бетонные четырехметровые заборы, и чтобы попасть внутрь, за колючую проволоку, нужно преодолеть четыре металлических двери с электрическими замками (если тебя сюда насильно не притащили, в этом случае — здесь огромные ворота, они распахиваются, и заезжает «автозак»). В общем, двери звонко захлопываются за спиной, и все — ты внутри. В месте, где ограничена свобода перемещения и где человек изолирован от мира.
Задача администрации колонии, по их утверждению — перевоспитать человека и дать ему все необходимое, чтобы серая роба, строгий режим и коллективизм таких же осужденных не сломал психику отдельно взятого человека. Большой плюс, когда такие люди не возвращаются обратно, но по статистике, предоставленной администрацией колонии, в основном они, конечно, возвращаются.
И одна из причин — это клеймо «осужденный», которое многим ломает жизнь: люди не могут найти работу, от них отворачиваются дру-зья, их избегают родственники, даже возможны проблемы с жильем. Все это подталкивает уже экс-зека на новые преступления, чтобы вернуться туда, где все понятно, где режим, где кормежка и койка в отряде — в колонию. Для таких людей зона за колючей проволокой превращается в зону комфорта.
Но есть и те, кто на воле новую жизнь все же может начать. Вот только процент их — невысок.
Один день
В Исправительной колонии № 33 Абакана — тысяча осужденных, но рассчитана она на тысячу триста. В жилой зоне двенадцать отрядов, каждый примерно — это сотня человек.
День в колонии начинается в шесть утра со слов дневального: «Отряд! Подъем!» И так каждый день. Осужденные заправляют свою койку, умываются и собираются на утреннюю получасовую зарядку, которая, к слову, отменяется в непогоду, а потом — завтрак.
В каждом отряде есть кухня, ежедневно администрация колонии пополняет запасы холодильника только теми продуктами, которые сегодня в расписании. Например, если в среду отряд готовит и ест борщ, привозится картошка, лук, мясо, капуста и свекла. Ровно столько, чтобы хватило всему отряду на три трапезы — на сутки.
Еда готовится осужденным, кто выбран на неделе поваром, и под чутким руководством, чтобы от его стряпни не пострадали люди.
По весне и летом на грядках у каждого отряда появляются овощи, цветы и даже табак, потому как сигареты всегда на зоне — ходовой товар, вот только дорогой. Средний зек курит обычно махорку, и то, что сам вырастил.
День у каждого зека рас-писан по часам. Кто-то идет на работы, кто-то — получать среднее образование в местную школу, кто-то — в библиотеку, кто-то — смотреть телевизор. Но здесь не санаторий. Если телек, то только местное «колониальное» телевидение, которое делают три осужденных. Если библиотека, то только проверенные и отобранные книги. А если школа, то уроки никто не прогуляет.
В колонии даже есть художественная мастерская. В ней пахнет маслом для живописи, как и положено, а если находишься здесь дольше пяти минут, ощущаешь легкий флер лаванды, воска и пыли, как в келье монаха.
Художественные работы, которые рисуют здесь зеки, действительно мощны. Столько времени на творчество, сколько есть у заключенного, нет ни у кого.
Искусство — вообще одна из причин жить, а здесь, в колонии строгого режима, это спасательный круг, что помогает выжить, абстрагироваться и вынести все тяготы бетонного потолка и высоких стен.
Путь исправления
Дабы осужденным не казалось заключение отдыхом в санатории, администрация прилагает свои усилия. Это как в армии. Солдат без дела — потенциально опасный солдат. Осужденный всегда должен быть чем-то занят. Здесь есть цех металлообработки. Зеки варят дворовые турники и качели для заказчиков из Абакана. Здесь есть цех лепки пельменей. Цех деревообработки. Осужденные шьют одежду, пекут хлеб.
Но ведь у моря есть волны, а у человека есть очаг. Точка. Страх оказаться в местах лишения свободы знаком всем, и люди по ту сторону колючей проволоки ощущают его куда острее. И это давящее стальное чувство безнадежности в первое время тяжело бьет по нервной системе.
Тюрьма разделяет жизнь любого человека на «до» и «после». Это страшно и больно, но даже здесь, за холодными стенами, найдется место теплой надежде… Некоторым осужденным администрация разрешает, например, заводить кошек. Поощряет занятия спортом, посещение библиотеки и творчество — это факт. Любая деятельность спасает мозг и тело.
Многим хотелось бы верить, что любой человек способен измениться и стать лучше, но не каждого исправит само заключение. Многих здесь меняет любовь близких, которые ждут их на воле. Вот только мир свободы, как это всегда было, не готов принять экс-зеков обратно. И жизнь их уже вряд ли станет прежней. Но это не значит, что такие люди не достойны сострадания. Многие здесь раскаиваются.
Владислав КОНСТАНТИНОВ
Фото из открытых источников