Александр Григорьевич КОБЫЛЬЦОВ — художник-живописец, заслуженный работник культуры Хакасии, председатель Союза художников РХ, директор Детской художественной школы имени Д.И. Каратанова. Таким мы его знаем. А что было до всего этого? Озорной мальчишка Саша Кобыльцов — чего он хотел, о чем мечтал? Ведь все мы родом из детства…
— Самые ранние воспоминания, связанные с красками. Помню, как мама выписывала по почте цветные карандаши. И когда пачка из 24 цветов приходит, ее открываешь, а там такой запах… не передать! — вспоминает Александр Кобыльцов. — В нашем детстве нельзя было просто пойти и купить карандаши, они были в большом дефиците. У меня мама окончила культпросветучилище, вышивала, и как-то, видимо, способствовала, помогала мне в моем детском увлечении. Помню момент: мне было лет пять, я еще в школу не ходил, рисую гуашью на стенке какую-то картинку про Муху-Цокотуху, и кто-то пришел, люди посторонние. Они так долго возмущались: как можно ребенку разрешать пачкать стены? Я вырос в селе, и у нас во дворе было два дома: наш дом и бабушки с дедушкой со стороны отца. У них в летней кухне тоже рисовал на стенке несколько картинок. То есть, видимо, эта среда, которая поддерживала, мне помогла. Я даже не помню, почему рисовать начал. Уроков ИЗО, по сути, в школе у нас особо не проводили. Так что в детское время у меня не было таких источников, откуда бы я мог брать что-то по художественному искусству.
Но все-таки был в жизни мальчика Саши человек-ориентир, человек — вдохновитель:
— Художественным искусством «заразила» меня, в хорошем смысле слова, моя двоюродная сестра. Она училась в Москве заочно в Народном университете искусств, там готовили художников-любителей. Сестра дала мне координаты, я туда написал, мне было 14 лет, пришел официальный ответ: «К сожалению, мы принимаем с 16 лет». Но от сестры мне достались книжки. Помню, как сделал первый самодельный мольберт. Ну, я же не умел рисовать, мне было как-то неловко, поэтому прятал его на крыше, чтобы никто не увидел. Иногда брал его и уходил рисовать. У нас там озера, речка — красивые места. Тогда это была, скорее, потребность нежели какое-то умение.
В школе увлечение живописью продолжало гореть в сердце мальчика. Однако были моменты, когда границы интересов смещались.
— Пока учился в школе, занимался в школьном краеведческом музее, рисовал большие карты по Красным книгам нашей области и даже в Москве выступал с докладом, а в МГУ у нас экскурсия проходила. Там было много чего интересного, что открыло границы другого восприятия. А вообще, когда я школу оканчивал, планировал поступать на факультет радиоэлектроники, вспоминает Александр Григорьевич. — За время обучения участвовал и в олимпиадах по математике, по физике, химии. По ИЗО не было рядом наставника. Я даже рассматривал в 10-м классе для поступления биологический факультет. У меня в Москве тетя жила, она приехала в отпуск, а я как раз школу оканчивал, она меня и пригласила в Москву.
Получив возможность попасть в столицу нашей страны, уже юноша Александр Кобыльцов выбирает более точную и основательную профессию:
— В Москве я решил поступать на факультет радиоэлектроники в авиационный институт. 1977 год, рано утром приехали, Москва все-таки плохо знакомый город, в институт я попал примерно в 11 часов. И так оказалось, что именно в этот день был первый экзамен. Я как ни объяснял, что долго ехал, издалека, категорически меня не взяли. Оставалось пробовать только на следующий год. Мне еще семнадцати не было. Поступил на подготовительное вечернее отделение. А там можно было получить направление на работу. В то время в Москве получить работу было в принципе невозможно, потому что прописаться нереально. Были предприятия, где могли взять иногородних и прописать на три года. Так я устроился на плодово-овощную базу. Целый год трудился в цехе, где чистили картофель для москвичей. Там стояли специальные машины, наша задача была — дочистить.
Через год Александр Кобыльцов снова поступает в институт, в этот раз удачно. Параллельно снова подает заявку в народный университет, туда его тоже берут.
— Получилось так, что в 1978 году я сдаю экзамены, 2000 человек набор, и только 15 берут иногородних. В общем, я стал учиться на ИЗО и в авиационном институте. И в какой-то момент я понимаю, что бегу в две стороны, а на этюдах мне все же интереснее, — продолжает Кобыльцов. Потом узнал: там, где я родился и вырос, в областном центре есть педагогическое училище, где готовят художников-преподавателей. Я оставляю авиационный институт. На моих «весах» были мир техники и мир человека. Мир человека перевесил. Ведь за год в Москве я очень погрузился в то, для чего у меня раньше не было возможности. Еще судьбоносной и веской стала для меня фраза матери, которую я вспомнил уже в Москве, когда принимал решение. Она мне тогда перед отходом поезда сказала: «А я думала, ты художником будешь». Я понимал, что надо что-то решать. Дома не мог сказать, что просто взял и бросил институт, придумал легенду, что двойка по английскому языку. Уехал обратно на родину. Пошел работать кочегаром. У меня в трудовой книжке это все прописано. А через несколько месяцев устроился учеником на станцию по ремонту двигателей дизельных тракторов.
Потом юноша снова поступает, теперь уже в Благовещенское педагогическое училище № 2, где было два отделения — музыкальное и художественное.
— Окончил я училище с красным дипломом. Однако был уверен, что педагогом никогда не буду, хотел быть художником. Три года для нашей профессии очень мало, нужно было дальше учиться. На тот момент на зону Сибири и Дальнего Востока был один-единственный институт искусств во Владивостоке. Отправил запрос. Вызвали. Экзамены сдавали 22 дня. Поступил. Обучение было сложным, большая нагрузка. Мне повезло с педагогом — Жогалевым Николаем Павловичем, его тогда называли «самая цветная палитра Приморья». Техника у него была питерской школы. Она везде узнаваема. Потом и в моих работах — уже в Абакане — ее подмечали, — говорит художник.
Так детство закончилось, юношество тоже, уже взрослый человек тридцати лет Александр Кобыльцов — с достаточным накопленным багажом знаний — готов к свершениям, и цель, к которой он шел, уже совсем близко. Первым местом его работы стало родное Благовещенское училище, причем устроиться туда пришлось сразу на две ставки, такие были условия руководства учебного заведения. Ну, а потом и вовсе мечты начали сбываться:
— В 1991 году я первый раз — и единственный — попал на «Творческую академическую дачу» между Москвой и Санкт-Петербургом. В чем там был интерес? Со всей страны художники приезжают на два месяца, и можно все это время работать и общаться с мэтрами. Попасть туда — это было большое счастье и везение!
Не меньшим везением можно назвать и то, что в Абакане Федор Ефимович Пронских, увидев слайды работ Александра Георгиевича, приглашает его возглавить детскую художественную школу. Александр Кобыльцов предложение принимает и становится директором. Параллельно с педагогическими достижениями живописец участвовал во множестве выставок. Вот только некоторые из самых крупных за последние годы: «Сибирь — Дальний Восток», «Зона Сибири», «Россия-12», «Дальний Восток — Сибирь», которая проходила в Китае; «Урал — Сибирь — Дальний Восток», «Родина — Сибирь», «Лики России» в Архангельске. Его фамилия вошла в справочник «100 художников Сибири». Работы Александра Кобыльцова находятся в музее им. М.А. Врубеля, а также в музее Чувашии, в галерее на юге Китая, в Институте изучения русской живописи в Пекине. Гордится Александр Кобыльцов своим детищем — Детской художественной школой имени Д.И. Каратанова. И неудивительно. Сегодня она одна из лучших не только в регионе, но и в Сибири. На нее равняются. Это живой организм, который все время обновляется и развивается.
— Мы в Хакасии в 2019 году провели уже седьмой Всероссийский пленэр для художников. Первые были студенческие, потом смешанные, теперь взрослые. У нас здесь были и монгольские художники. Мы много кого приглашали. Последний пленэр проходил в рамках «Президентских грантов». Примерно 20 процентов от общего количества участников мы берем из местных художников. Для нас это очень важно. Это площадка, где они растут. Детские пленэры у нас проходят с 2002 года, — отмечает Кобыльцов. — Необходимо понимание важности и значимости того, что мы делаем. Если мы свой опыт дальше передавать не будем, это сузит наше поле деятельности. А «вспахивая» это поле, мы формируем среду и для себя, и для окружения. Хотя для меня интереснее ставить лично себе творческие задачи и искать пути их решения. Ребенка мы учим понимать изобразительный язык. Однако, чем больше я работаю, тем больше понимаю всю сложность и ответственность этой работы. Ведь можно увести ученика не в ту сторону. Нужно как бы открыть его возможности, и в то же время не забыть индивидуальные характеристики человека. Вот эта дилемма всегда очень тонкая. Важно художнику остаться самобытным и интересным человеком для других людей. Фактически что художник делает? Пишет картину мира, которая может быть интересна для других. Есть классический пример из литературы. В Англии бесконечные туманы, все привыкли к серому Лондону. Вдруг приезжает Клод Моне и пишет восход солнца с кирпичным зданием. И получился совсем другой колорит. Англия увидела себя глазами француза совершенно иначе. То есть, один человек может переворачивать восприятие многих людей. Это очень ответственно. С другой стороны, интересно. Важный момент — художник должен понимать, что его зритель современный и образованный, для которого нужно честно работать. Планка должна быть всегда на уровне, — завершает разговор мой собеседник.
Вот таким мы увидели Александра Григорьевича Кобыльцова. Интересующегося и увлеченного. Настойчивого и добивающегося. Педагога и художника-живописца одновременно.
Анжелика МИХЕЛЬСОН