…Мой Высоцкий пришел ко мне где-то в девятом классе. Уже не совсем блатной, а удивительный и загадочный — в том смысле, что он обворожил меня своими песенными строчками. Ну как это он — не давал я себе покоя — самыми что ни есть обыкновенными, простыми словами так буднично и в то же время так сильно умеет выразить себя или обнаженно показать чувства своих, будем говорить, лирических (или песенных) героев? Как это он на обычной, как у всех, гитаре, создает нечто, что слушал бы и слушал, удивляясь рифмам и тому, что он «взял в песню»? И все это осязаемо, зримо… Недаром ведь говорил: «Сейчас я покажу вам песню…» Покажу, а не спою!
«Сейчас я покажу вам песню…»
…В 1971 году родители впервые взяли меня в свой отпуск в Сочи, на Черное море. Мы приехали в гости к родственникам по материнской линии, жившим в Хосте, в 17 километрах от Сочи. Кругом алыми бутонами цвели олеандры, зеленели левкои, пышной стрелой утыкались в небо кипарисы… Можно было хоть целый день не вылезать из черноморской бирюзово-зеленой воды, ныряя и доставая со дна красивые камешки, а то и кремового цвета ракушку…
О, я весь провалился в стихи Высоцкого: нашел, как говорится, место и время! Так как сборников его тогда и в помине не было — только магнитофонные записи, я включал в хостинской квартире японский «Хитачи», когда все уходили на пляж, и знай себе успевал только записывать слова, которые летели из динамика — летели с хорошо узнаваемой хрипотцой в голосе. Я за день исписывал одну-две школьные тетради. Ну как было не восторгаться хотя бы вот таким куплетом:
Теперь скажи, кому из нас с ним хуже,
Теперь пойди, попробуй разбери:
У него твой образ выколот снаружи,
А у меня душа исколота внутри.
Или:
Сегодня я с большой охотою
Распоряжусь своей субботою.
И если Нинка не капризная,
Распоряжусь своею жизнью я.
Эти поразительные, вызывающие удивление, подкупающие строчки в то время оказались для меня привлекательнее, чем волны Черного моря.
…Когда Высоцкий умер и об этом узнала вся страна, я ходил буд-то придавленный бетонной плитой. Надо же, думалось: такой близкий, всем знакомый и любимый поэт — и вот именно его-то мы и лишились.
…Я так всполошился, загорелся, что не заметил, как стал покусывать зубами кончик карандаша, которым вознамерился сочинить свои стихи на смерть Высоцкого. И они родились (одно даже было опубликовано несколько позже в газете «Советская Хакасия»). Но стихи эти, я прекрасно сейчас вижу, были больше декламационные. И хотя они шли от души, мастерства мне еще ой как не хватало! Тем не менее кругом поднялся шум вокруг Высоцкого, и я ну просто не мог не написать:
Наверно, правда: надо умереть,
Чтоб возродиться средь таких признаний!
Наверно, правда: много может смерть,
Особенно когда она из ранних…
Как ты, магнитофон вновь голосит
В квартирах, где все окна нараспашку.
… Лишь только тот, кто на Ваганьково, — молчит…
Одетый в бронзовую чистую рубашку.
…Теперь у меня есть на книжной полке почти все стихи Высоцкого, а также воспоминания о нем, фотографии… Да только вот обидно до сих пор бывает, что поэты — собратья Высоцкого по перу при его жизни как бы сторонились его: из-за того ли, что он был не издаваемый, или из-за простой творческой зависти? И обидно мне, как когда-то, в пору написания стихов на смерть поэта, стало по этому поводу, когда я недавно прочитал случайно встреченное мною одно — надеюсь, искреннее — воспоминание об ушедшем Владимире Семеновиче, вышедшее из-под пера ныне уже покойного поэта Андрея Вознесенского. Он написал буквально следующее: «Мы выступали в Париже, на одной из больших его сцен. Высоцкий выступал последним… Но это была не точка литературного концерта, это был большой восклицательный знак!»
… А где же ты раньше был, Андрей Вознесенский, с этими, такими вот замечательными, признательными словами в адрес Высоцкого?
«Где мои семнадцать лет?»
Все, конечно, прекрасно знают эту песню Высоцкого. Но мне в данном случае важна не сама эта песня, а именно сам Большой Каретный. Как написал в своих воспоминаниях Артур Макаров: «Удивительно, каких разных людей объединял тогда этот обычный московский переулок! Иногда здесь появлялись и блатные персонажи — Копченый, Батон, Миша Ястреб, еще кто-то… С другой стороны — такие разные художники, как Тарковский, Шукшин… Я называю близких Володе людей, хотя они были очень разные».
В данном воспоминании мне больше всего дорого то, что Высоцкий, оказывается, был в друзьях с Шукшиным! Два талантливейших человека, оба впоследствии сгоревших в неравной душевной борьбе за свое официальное признание — сгоревших по вине чиновников от политики, кинематографии, литературы и «профурсеток» в штанах от ее величества власти…
Артур Макаров пишет, что он в то время часто общался с Василием Макаровичем и с Володей. И он может утверждать, что никаких разговоров Шукшина с Высоцким о его съемке в первом полнометражном фильме Василия Макаровича не было, хотя… «Надо внимательно посмотреть фильм! Кто знает, может быть, Володя где-то и затерялся в массовке…» Ведь неслучайно, наверное, Высоцкий говорил на просмотре ленты «Живет такой парень»: «Смотрите, вот сейчас я появлюсь!»
Московская встреча
…2012 год. Я подрабатываю охранником в АДМе. Со мной в смене дежурит пожарный Владимир Иванович Бойко. Крепкий, статный еще мужчина с красивым лицом и следящий за своей прической. Он — бывший партийный работник, а также недавний успешный предприниматель… Теперь, когда ему давно за шестьдесят, чтобы не подпирать дома скучные стены, работает — вовсе не из-за денег, а ради общения с людьми и «чтобы не раскиснуть дома».
Коротать ночь во время дежурства — нешуточное дело, особенно после полуночи… Обход здания, чай, телефонные звонки, беседы… И вот как-то, услышав по транзистору песню Высоцкого, мы разговорились с ним. И что же я узнаю с первых же минут разговора?
— А ты знаешь, мил человек, — таким тоном, как будто только он один обладает какой-то очень ценной информацией, говорит мне вдруг Владимир Иванович, — ведь я хоть раз в жизни, да видел, представь себе, Высоцкого!
— Да ну-у!? — уже как на инопланетянина смотрю я на своего «коллегу»: ведь живем-то в Абакане, а не Москве!
— А что? Все бывает в жизни… Хочешь, расскажу? Так вот, — не без некоторой гордости передо мной, который никогда при жизни не видел Высоцкого, а он вот хоть раз, да видел, начал Владимир Иванович, сосредоточенно отхлебывая чай. — В 1979 году это было… Я приехал в Москву на Всесоюзное совещание заведующих отделами пропаганды горкомов и райкомов партии. Настроение у меня было отличное: стоял апрель, мне — 33 года, и я только что поселился в гостинице «Россия», да еще с видом на Кремль! Ага, на первом этаже гостиницы — ресторан… Почему бы, думаю, не сходить?
Я спустился в ресторан, занял свободный столик, заказал 200 граммов в графинчике, салат, антрекот, омлет и бокал томатного соку. Чувствовал себя, что называется, «на уровне».
Вскоре ко мне подсел мужчина зрелых лет. На нем была серая рубашка, стильный, с переливами, пиджак стального цвета. Ну, подсел и подсел… Он тут же заказал себе французский коньяк — в бокале вишнево-золотистого цвета, четыре бутерброда с маслом и черной икрой, картофель «фри» и тоже какой-то сок. Интересно, думаю…
У него на левой руке, на безымянном пальце, красовалась печатка с непонятным мне, но все-таки, скорее всего, оловянным отливом. В центре печатки, как я понял, был вставлен какой-то черный драгоценный камень с… бриллиантом. Ого, думаю!.. Я не выдержал и, указывая незнакомцу на его печатку, не подумав, брякнул:
— Олово?
Мой новый застольный знакомый, не ответив на мой вопрос, про себя чему-то улыбнулся и спросил:
— А у вас что это за кольцо?
— Золотое, — не без скрытого достоинства ответил я, и следом заново спросил:
— А ваше?
Он вместо ответа снял со своего безымянного пальца загадочную печатку и подал мне. Она была увесистой…
— Так олово? — глупо повторил я свою догадку.
— Нет, друг… Это платина… с черным агатом. Ну, а бриллиант, надеюсь, ты распознал…
Так вот, мой дорогой, я познакомился… И с кем бы ты думал?
— …?
— С Вадимом Тумановым! По тому времени, сам понимаешь, покровителем и другом Высоцкого. Правда, в то время мало кто знал об этом.
Я представился ему, еще не зная, кто передо мной. Он в ответ просто сказал мне:
— А я — Туманов…
Мы выпили в честь знакомства, закусили… Смотрю, мой собеседник нет-нет да и оглянется на входную дубовую дверь.
— Вы кого-то ждете? — невольно спросил я, поддерживая начатый разговор.
— Да… Сейчас Владимир Семенович должен подойти…
Я, признаться, не знал, что это будет именно Высоцкий! Ведь разные бывают Владимиры Семеновичи-то, в конце концов.
— А кто это? — все-таки спросил я на всякий случай.
Вадим Туманов только загадочно и несколько снисходительно улыбнулся мне:
— Ты что, не знаешь Высоцкого?
…Я и сейчас не могу представить выражение своего лица в то шокирующее для меня мгновение.
Между тем Высоцкий уже стоял у дубовой двери ресторана.
— Владимир Семенович, иди сюда! — громко, почти на весь зал, выкрикнул Туманов.
Я во все глаза смотрел на Высоцкого, по которому с ума сходила вся страна. А он уже был шагах в двадцати от нас. Неторопливая, чуть в развалочку, походка, серьезное серожелтое лицо… На нем был надет простой советский костюм.
Туманов жестом представил меня, сказав: «Познакомься, твой тезка из Сибири». Я не помню, пожали мы с ним друг другу руки или нет: до того был опрокинут такой оглушительной встречей.
— Ну, пока, сибиряк! — слышу, говорит мне Вадим Туманов. Он напоследок еще раз взглянул на меня и, махнув на прощание рукой, добавил, уже на ходу оглядываясь:
— Ну, ты меня повеселил!..
Эти слова прошли мимо моих ушей — до того я еще был не в себе. Только потом понял, что Туманов, говоря о своем «веселье», имел, наверное, в виду то, что я его платину принял за обыкновенное олово.
Высоцкий, которого Туманов приобнял за плечо, буднично шествовал за ним…
— Так вы тогда и расстались — и с Высоцким, и с Тумановым?
— Ну, да, так и расстались…
Он раздумчиво отхлебнул уже остывший чай…
— Э, не-е-ет! — вдруг резко поставил чашку на стол Владимир Иванович. — Не-е-ет! Туманов, уходя, подозвал еще к себе официанта и что-то шепнул ему на ухо, указывая при этом пальцем на меня. Потом, когда пришло время подниматься мне в свой номер, я понял: Туманов уже расплатился не только за себя, но и за меня…
Валерий ПОЛЕЖАЕВ
Фото из открытых источников